СИНИЕ
ЧЕРТИ
этюд
о синем цвете
-Завтра
мы непременно узнаем друг друга,- сказал я. –
Я буду искать женщину, которая пишет на стенах: «Глаза
голубой собаки». Она улыбнулась грустно
и положила руки на остывающий колпак лампы:
“Ты ничего не помнишь днем”. Ее печальный
силуэт уже начал таять
в предутреннем свете.
“Ты удивительный человек, - сказала она. –
Ты никогда не помнишь своих снов”.
(Маркес. Глаза голубой собаки. 1950 г.)
У всех синих и голубых сюжетов всегда
печальный призвук.
И все они объединены одним – чувством
мистического и тоской по нему.
«Голубой цветок» Новалиса.
«Синий Всадник» (альманах группы
Кандинского).
«Синяя Птица» Метерлинка.
В большинстве из них скрещиваются несколько
мотивов: сон, поиски потерянного,
которые никогда не увенчаются успехом, и забвение (невозможность вспомнить).
Фраза-пароль «глаза голубой собаки», на которой построен рассказ Маркеса –бессмысленна
(она якобы связана с цветом глаз героини, хотя на самом деле эти глаза пепельные,
а не голубые), если бы не ее окрашенность синим и, соответственно, чувством
печали.
То, что синим цветом
всегда обозначается невозможность поисков, весьма любопытно, хотя это можно
объяснить. Ведь синий – цвет неба, которое всегда отдаляется от нас, сколько
бы мы ни шли к нему.
Интереснее то, что часто замечают, будто
бы наши сны синего цвета, и это объяснить уже намного сложнее.
И
бесконечно интересно и при этом совершенно необъяснимо то, что синий
появляется именно в сюжетах, подернутых дымкой меланхолии: странной и легко
переходящей в самое бездонное горе.
Что скрыто в синем цвете, какой надлом и хрупкость
заставляют нас почувствовать его склонность к внезапным переходам в состояние
глубокой мрачности и зловещего отчаянья?
Это сильно занимало мое воображение. Вскоре
я довольно неожиданно нашла продолжение своих поисков в книге о джазе.
«Громадное разнообразие эмоциональных оттенков блюзов, от
«темно-синего» до «светло-голубого», в их тонком переплетении с настроением
абсурдного смеха (…) выражено главным образом «музыкальным
планом» песни».
И
далее в сноске:
«Здесь
игра слов. На английском языке слово «blue”, т.е.
синий или голубой цвет, одновременно – синоним меланхолического настроения.
Дюк Эллингтон назвал одно из своих
произведений - “Mood indigo” (“indigo” – самый темный
оттенок синего), подчеркивая тем самым его глубокую мрачность. Считается,
что это слово произведено от выражения “blue devils” (“синие черти”), встречавшегося в английском языке
елизаветинской эпохи”*.
Эти
“синие черти” – очевидно – тоска,
уныние.
И в самом деле, Пикассо в своем “синем периоде” («blue period”) рисовал исключительно
одиноких, глубоко несчастных людей. В синем же Врубель
изобразил поверженного демона.
Величайшая загадка синего
заключается именно в том, что при всем этом это остается все тот же священный
синий, вдохновлявший поэтов и романтиков.
Синий или голубой?
Весьма примечательно то, что двойственность заложена уже в самом названии.
В большинстве языков словами вроде blue, blau определяются обе разновидности этого цвета.
ДВОЙСТВЕННОСТЬ
СИНЕГО
Если
уж говорить о двойственности, то она существует исторически.
Древние культуры как будто делают вид, что вообще не видят синего и голубого,
их языки бедны словами, обозначающими эти цвета. Этот факт был замечен, попробовали
выдвинуть гипотезу о цветовой слепоте древних народов к этим цветам. Гипотеза
несостоятельна. Множество построек и предметов, относящихся к этому периоду,
выдержаны именно в сине-голубой гамме.
Средневековое японское искусство тоже словно не замечает этих красок. Небо и вода считаются
в нем, как ни странно – белыми.
Появившись в японском искусстве внезапно
в 17 веке (почти одновременно с театром Кабуки), насыщенные синие краски тут
же находят себе применение: в театре Кабуки синий – цвет злодеев, призраков
и дьяволиц.
В мусульманской Индии 12-13 веков синий и голубой считались цветом траура.
Вообще для мусульман это один из священных цветов,
но с весьма характерным печальным отзвуком. Бирюза считается
чуть ли не священным камнем, но именно потому, что, считается, происходит
от костей людей, умерших от любви.
Сапфиру тоже приписываются сильнейшие
магические свойства, но лишь в том случае, если цвет его «чист». Если же он
«нечист» – такой камень способен принести сильнейшие несчастья. Под «нечистым»
цветом понимаются потемнение цвета, трещины, изломы.
Существует очень старая легенда о правителе
города в Средней Азии, заболевшем тяжелой
формой ипохондрии. Он выздоровел лишь после того, как стены его дворца и все
предметы, находящиеся в нем, были выкрашены в голубой цвет, после чего весь
город, которым владел этот правитель, все дома и улицы были выкрашены в синюю
гамму.
Синий (и голубой) – священный цвет и для
христиан. По Псевдо-Дионисию, он символизирует непостижимые
тайны и вечную божественную истину.
«Фаворский свет», исходящий от Христа
в момент преображения, голубоватый.
И все равно синим продолжают упорно малевать чертей.
ФИЛОСОФИЯ
СИНЕГО ЦВЕТА
Философией
цвета занимались многие мыслители и художники. И, конечно, двойственность
синего цвета была многократно замечена.
По
Гете, синий цвет вызывает «неспокойное, мягкое и тоскливое настроение».
Он
«несет с собой что-то темное», «оказывает на глаз странное и почти невыразимое
воздействие», «представляет из себя как бы волнующее
ничто. В нем совмещается какое-то противоречие возбуждения и покоя». Синее
«влечет нас за собою»…. Вызывает.. чувство холода…
напоминает о тени. «Синее стекло показывает предметы в печальном виде»»
Кандинский писал
о синем:
«Склонность
синего к углублению так велика, что его интенсивность растет именно в более
глубоких тонах и становится характернее внутренне.
Чем глубже становится синее, тем больше зовет оно человека к бесконечному,
будит в нем голод к чистоте и, наконец, к сверхчувственному. Это – краска
и цвет неба так, как мы себе его представляем при звучании слова «небо».
Синее есть типично небесная
краска. Очень углубленное синее дает элемент покоя.
Опущенное до пределов черного, оно получает призвук
человеческой печали.
Оно
делается подобным бесконечному углублению в серьезную сущность, где нет конца
и быть конца не может.
Переходя
к светлоте… оно приобретает более равнодушный характер
и становится человеку далеким и безразличным, как высокое и голубое небо.
Итак, чем светлее - тем беззвучнее, пока не дойдет
оно до беззвучного покоя – станет белым.
В
музыкальном изображении светло-синее подобно звуку
флейты, темно-синее – виолончели. Все углубляясь и углубляясь, оно уподобляется удивительным
звукам контрабаса. В глубокой торжественной форме звук синего
равен звуку глубокого органа. … Синее с трудом становится острым и
не может подняться до большой высоты».
Иттен (основатель школы
Bauhaus):
«Синее
… прорастает в темноте и тишине. Синий всегда тенист
и в своей величайшей силе склоняется к темному. Это непостижимое ничто и вместе
с тем прозрачная атмосфера. В атмосфере синий являет
все оттенки от голубизны светлого небесного свода до темной синевы ночного
неба. Синий уводит нас в бесконечность духа и веры. Для нас синий
– символ веры, а для китайцев он был символом бессмертия.
Если синий затемнен, то он склоняется к выражению
суеверия, страха, потерянности и печали, но всегда он остается в области сверхчувственно-духовного,
трансцендентного.
…
Самоуглубленный характер синего, его спокойное мужество и глубокая вера приводят
к тому, что он часто фигурирует в картинах о Благовещении. Сосредоточенная
в себе Мария одета в платье глубокого синего цвета».
ЦВЕТ
ЗАБВЕНИЯ
Сопоставляя
и перебирая многочисленные синие сюжеты, я
припоминала, что далекие вселенные на самом деле не белые, а голубые,
что свет Луны, падающий на землю, кажется нам голубоватым, что молнии и вершины
гор того же цвета, что голубой кажется отбрасываемая нами тень, что при клинической
смерти люди вроде бы видят голубоватый свет в конце тоннеля, что в музыке Кейджа «Четыре
стены», в визуальном изображении Ольги Кумегер, человеческий силуэт, попадавший в предрождение/послесмертие, был вроде
белым, а может быть, как раз такого бело-голубоватого бестелесного цвета...
синий – это вообще цвет снов, видений и призраков…
Нечто объединяет все перечисленное, и пытаясь назвать это нечто,
мы приходим к единственному очевидному выводу.
Синий – это цвет забвения.
Потому и правитель из среднеазиатской
легенды был излечен синим, а лечили его, думаю, как
это бывает во всех без исключения восточных легендах, от любви.
Но как это связано
с синими чертями?
У меня на этот счет существуют лишь догадки,
такие же бесплотно мерцающие и неверные, как свет Луны.
Я бродила по истории синего,
как в сгущающихся сумерках, и уже когда перешла к книгам (Синяя собака Хименеса, синие тигры Борхеса…), поняла,
что заблудилась.
Будучи вынуждена признать, что цель моего экскурса осталась недостижимой,
и таким образом – что путешествие провалилось, я, тем не менее, решила описать
путь, по которому шла, - подобно путешественнику, вздумавшему открыть неизвестный
архипелаг, но не нашедшему архипелага и лишь по пути описавшему все виды встречавшихся
ему рыб.
Мне до сих пор хочется узнать о природе того странного механизма,
по которому чистейший божественный цвет, цвет абсолютного
знания, становится цветом синих дьяволов. Этот странный алхимический процесс
в нашей психике… и ему подобные… интересно было бы их разгадать…
В
статье использованы кадры из фильма “Avalon” - «девочка-призрак»,
которую якобы видят те, кто вот-вот перейдет в class real.
Первый
и последний ракурсы имеют совершенно противоположный смысл, несмотря на то,
что это всего лишь фрагменты одного и того же движения (призрак кивает головой).